Здравствуйте. Кажется, так принято было говорить при встрече в далекие, возможно мирные времена. Сейчас это совсем уже другие времена, нравы и убеждения. Но, несмотря на суровый мир в некоторых из моих знакомых все же сохранилась эта, да и некоторые другие непонятные, но приятные традиции. А не желание, без каких либо церемоний пропороть пузо мачете, переломать ребра бейсбольной битой, или того хуже, вынести дробовиком ошметки мяса с законно занимающими это место кишками. Но обо всем по порядку. Для начала о себе. Точнее сказать, все, что я знаю о себе, а знаю я немного. Прошлое, если и было, то я его абсолютно не помню. Кажется, это называется амнезия – когда ты есть, а раньше тебя как бы не было и ничего не происходило. Я очнулся в каком-то затхлом бункере. Тусклый свет, темные бетонные стены, и пыль сбившаяся в клубы вполне осязаемой грязи, как масло взбивается в молоке, если его долго болтать. Только узкая, чистая полоса по центру коридоров и та только по той причине, что грязь и пыль разгонялись ветром солдатских ботинок. До сих пор помню этот металлический прикус во рту. Голова болит, каждый шаг тяжёлым эхом разносился по черепной коробке, отдаваясь даже в самых отдаленных её уголках. Все тело ломит, руки непослушны, а ноги болят, как будто по ним несколько недель маршировали вот эти самые военные. Какой-то солдафон начал втирать о каком-то отряде и деревне. Как же он кричал, бедная моя голова, в неё вот так сразу без предупреждения пытались впихнуть массу непонятной мне информации. Я толком ничего и не понял. Солдат выпер меня за дверь, всучив мне какой- то армейский нож, и сказал, что я должен убить двух дворняг в соседней комнате. Пока он пытался мне все это сказать, я более-менее пришел в себя и вошёл в комнату, уже крепко стоя на ногах. Щенков пришлось прирезать прямо здесь, еще один такой же вояка, как и тот, что дал мне нож, стоял за противоположной дверью и грозился не выпускать меня, пока я их не убью. Я вообще этих военных не понимаю – дают оружие, забирают его, вроде как обещали помочь. И что? Помогли??? Выбросили на улицу как последнего бродягу. Вот тут-то я и ужаснулся. Времени разбираться кто я, откуда, и что скрывает мое прошлое, просто не было. Горячий воздух раскаленным облаком ударил мне в лицо. Яркий свет начал резать глаза, привыкшие к темноте подземелий. Но солнца на небе не было. Я попал в мир полный хаоса и насилия, где человеческая жизнь не имеет абсолютно никакого значения, ничто здесь не имело значения кроме собственной шкуры. Здесь каждый был сам за себя. Огромные пространства, выпаленные радиацией и постоянно палящим солнцем (такое понятие как ночь… весьма условно), населенные скудным разнообразием живых организмов. Потому что животными их можно было назвать с трудом. Горы какого-то хлама, стянутого возможно со всего окружения, непонятные конструкции и механизмы, которые когда-то, может быть, даже работали. Возможно, все это осталось после какой-то бойни или катастрофы, ядерного взрыва (уже потом я узнал, что произошло с находящейся рядом атомной станцией), а сейчас это бессмысленные горы упорядоченного металлолома. Кстати… говоря о этих железяках - я видел несколько весьма интересных. Они не похожи на танки (хотя и их назначение мне не понятно), плавные формы, приятное поблескивание на солнце и что самое поразительное – отсутствие, кажется вездесущей здесь, ржавчины. Один из местных называл их «АВТОМОБИЛЬ» я помог ему раздобыть этот, как его? Кабрюратор, калибатор. Ну, что-то вроде того, и еще, какую-то железяку. Сказал, что он ремонтирует один такой «АВТОМОБИЛЬ». Но показать отказался. Наверное, наврал. Да и что с ним делать? Много тут всякого барахла, назначение которого мне не понятно. Те же танки. Что с ними можно делать, если его даже потрогать нельзя? Может они собак отпугивают? Но основной массой, создававшей здесь всю эту суету, движения, панику, пальбу из всевозможного оружия (не только огнестрельного, но и энергетического) и попросту поножовщину, были люди. Очень странные люди. Они были бритые наголо (даже женщины), плотного подтянутого телосложения. Можно было с ходу понять, кто попал сюда совсем недавно, а кто провел здесь массу времени, а то и всю жизнь. На новичках были рваные джинсы, кеды, простенькие, но гораздо приятнее ходить в них, чем босяком по раскаленному песку. И скромненькая белая, даже, можно сказать, выбеленная майка. Этот внешний вид хорошо отделял новичков от матерых головорезов и охотников, которые были облачены в самые разнообразные бронекостюмы, радиационные защиты, масс-халаты и прочую амуницию, помогавшую им проливать кровь все лучше и лучше. На мне была одежда вновь прибывшего. Я не стал задавать лишних вопросов по поводу того, как кто сюда попал и что здесь твориться. Боялся попросту сойти за больного, сумасшедшего, доведенного до ручки этим миром, или кто его знает, что придет им в голову. В тот же день мне стало понятно, зачем вояки дали мне нож (только ствол, сволочи, забрали, учтен он, видите ли, а ножи они, значит, на кухне, между делом клепают). Смерть, если это так можно назвать здесь, весьма популярное дело. И отдельная тема для рассказа. Когда я отошёл от бункера, на меня напала странная собака (костоед называется). Еле отбился. Злая попалась, скотина. Но что характерно, раны затянулись довольно быстро, то ли слюна у этой собаки такая, то ли военные со мной что-то не доброе сделали (и думать страшно, зная их пристрастия). Но, отойдя от шока, я чувствовал себя очень даже бодренько, вполне здоровым и готовым на подвиги. Я стиснул нож по крепче и, пройдя за следующий бархан слежавшегося мусора, нашёл очередную дикую тварь, которая также полегла от моей руки быстро и тихо. Я срезал ухо как трофей и почувствовал, как все внутри меня клокочет от необъяснимого удовольствия, от довольствования самим собой, тем, что я не просто бумажная крыса, а человек сильный, стойкий, достойный называться человеком и прожить ещё один день в этом пусть не приветливом, но ставшим моим домом мире. Я поднялся с колена и пошёл бродить в поиске следующей жертвы. Еще горячая кровь, капая с прицепленного на поясе уха, запеклась тонкой полоской темно-бордового цвета на рваной штанине. К вечеру на ремне увесисто отдавалась добрая вязка ушей. Их точно было не меньше четырех десятков. Я чувствовал как привыкаю к этому миру, как становлюсь его частью, как с каждым разом плавно и все точнее нож входит в ревущее тело очередного ненавистного мне зверя, как кровь бежит по рукам, а глубокие следы от его клыков медленно затягиваются оставляя очередной шрам . . .
